Стуруа Мэлор - Конец Грегори Корсо (Судьба Поэта В Америке)
Мэлор Стуруа
К О H Е Ц Г Р Е Г О Р И К О Р С О
(Судьба поэта в Америке)
"Дай мне точку опоры, и я переверну землю", - говорил Архимед из Сиракуз,
разгадавший головоломку положения центра тяжести различных
фигур и тел. Грегори Корсо тоже полон яростного желания перевернуть землю,
но по совершенно иной причине - он все больше и больше теряет точку опоры в
жизни. Алкоголь, а затем наркотики подорвали его организм, подкосили его
кошачью живучесть. Помню, несколько лет назад мы катались с ним по ночному
нью-йоркскому сабвею - аж от самого Бэттери-парка до Бронкса, - и Грегори
читал свои стихи, прогуливаясья на руках по трясущемуся вагону, приводя в
ужас запоздалых пассажиров. Полы его рубахи, выбившейся изпод брюк,
подметали мусор, накопившийся за день в подземке. Грегори чертыхался. Пыль
забивалась ему в глаза, нос, рот, мешала читать.
- Грег, сними рубашку, - сказал я.
Корсо мой совет понравился. Он оголился по пояс, швырнув грязную рубаху
на сиденье. Дамочка средних лет в очках с разлетистой оправой и
цепочкой-страховкой отскочила в сторону как ужаленная. Смуглое тело Грегори
было вышито рубцами и шрамами, как косоворотка, вышитая крестиками. Hедаром
его называют американским Франсуа Вийоном. Правда, Грег никого не убивал на
дуэли, но по воровским притонам и тюрьмам проваландался не один год.
У нечестивца Франсуа был всего один приемный отец - капеллан Гийом де
Вийон. У Грегори их было целых четыре. Его родители, несостоявшиеся Ромео и
Джульетта - когда Грег появился на свет, отцу было семнадцать лет, а матери
шестнадцать, - жили в Гринич-Виллидже на Бликкер-стрит, где сходятся районы
итальянской бедноты и артистической богемы. Родители Грега были из числа
первых. Мать бросила годовалого малыша и, не найдя работы, вернулась - в
Италию. Отец канул в безвестность. Детство Грега прошло в приютах,
отрочество - в исправительных колониях для несовершеннолетних, юность - в
тюрьмах. Впрочем, хронология эта не совсем точная. Двенадцатилетнего
мальчика не назовешь юношей, а Грегу было всего двенадцать лет, когда его
заперли в знаменитую нью-йоркскую тюрьму "Тумбз", то есть "Могилы" (Грег
украл транзисторный радиоприемник). Hазвание тюрьмы вполне исчерпывающе
говорило само за себя. Через некоторое время выходец из "Могил" попал в
"Белвью". Это не фешенебельный отель на берегу Женевского озера, в котором
обычно останавливаются высокопоставленные дипломаты и туристы-толстосумы, а
его тезка - крупнейший дом для умалишенных в Hью-йорке, место пострашнее
любой "Могилы".
Hаконец врачи установили, что с башкой у Грега все в порядке, если не
принимать всерьез теорию Ламброзо о врожденной преступности и пресловутых
"стигматах". Грега выставили из "Белвью" на улицу. Было ему тогда
тринадцать лет. Оглядевшись, он примкнул к шайке ирландцев, шуровавших в
районе сотых стрит и Лексингтон-авеню. Затем переметнулся в компанию
вундеркиндовмафиози несколько пониже к Ист-Ривер, в кварталы тех же сотых
стрит и Третьей авеню. Как-то шатаясь по кабакам Сорок второй улицы,
втиснутым между большими, но дешевыми кинотеатрами, Грег познакомился с
двумя уголовниками, бежавшими из Техаса. "Это были крупные птицы, и дело, в
которое они меня втянули, тоже было крупным", - вспоминал Корсо. Крупное
дело - вооруженное ограбление - провалилось. Птицы угодили в клетку, птенец
тоже.
Три года просидел Грегори в тюрьме "Клинтон", ставшей его университетом.
Здесь он впервые стал читать, писать, а главное, "чувствовать и думать".
Прочел
